Сало

Миша, не элита там выведена. Я вообще не очень люблю фильм «Сало». Как говорил Арцимович: «Наука есть удовлетворение частного любопытства за общественный счет». Так вот, мне кажется, здесь имело место какое-то не очень чистоплотное утоление частной похоти за общественный счет. Попытка снять фильм о фашизме — и за этот счет снять такую эротическую картину, возбудить собственную похоть. Мне показалось, что это довольно, как бы сказать, примитивная картина. Новодворская считала ее гениальной. Мне Пазолини нравится больше в «Мама Рома» или в «РоГоПаГе», но совсем не в этом произведении. Оно мне кажется спекулятивным, совсем не честным, и то, что оно фактически привело его к гибели,— в этом есть…

Ну, был целый роман «Русский садизм» Владимира Лидских. Такая попытка увидеть русскую революцию с точки зрения садомазохизма, но, видите ли, тут очень трудно в таких сочинениях понять, где автор, условно говоря, мастурбирует, то есть пытается доставить себе удовольствие за счет анализа таких вот клубничных вещей, а где его всерьез волнует проблематика насилия и жестокости. У Пазолини, например, в «Сало» получилось разделить эти вещи. «Сало» — это фильм все-таки о том, как Пазолини самоублажается под предлогом исследования метафизики фашизма. Поэтому я не люблю эту картину, хотя, что уж там говорить, она была в свое время мне чрезвычайно интересна.

Мне кажется, что какие-то…

Я не рискну вам ответить, я не знаю, потому что явно Пазолини и Боккаччо не могут здесь стоять через запятую. Боккаччо — это человек Возрождения при всех своих заблуждениях, противоречиях и чём хотите. И при всём игровом характере «Декамерона» Боккаччо всё-таки более известен современникам как автор трактатов о природе права, а «Декамерон» — это шутка гения, которую он сам всерьёз не принимал. Другое дело, что только она от него осталась. Что касается Пазолини, то это великий провокатор, который допровоцировался до того, что его убили по окончанию работы над «Сало́». Поэтому я думаю, что эта история для Боккаччо значила одно, а для Пазолини — другое.

Да я, честно говоря, и комментировать бы его не стал. Это тот самый случай, когда удовлетворение личных… не скажу «амбиций», но личных пристрастий, личных перверсий пытаются выдать за решение нравственной или художественной проблемы. Ну, такой же пример, мне кажется, это Пазолини, «120 дней Содома», когда Пьер Паоло Пазолини (безусловно, выдающийся художник) для собственного удовольствия снимает эротические и пыточные сцены, а пытается это выдать за антифашистское кино. Может быть, оно так и есть. Но вот антифашистское кино — это «Гибель богов», а «120 дней Содома» — это самоудовлетворение.

Примерно такая же история наблюдаются и в романе Лидского, потому что там… Помните, как…

Он его с эстетической точки зрения раскусил. Это самое точное, самое верное. Помните, он говорит ему: «Я бы слог немного поправил». Я, кстати, не знаю, читал ли Победоносцев главу «У Тихона». Думаю, не читал, Катков же ее не печатал, и вряд ли Достоевский ее ему посылал. Но одно для меня несомненно: здесь есть перспективная довольно рифма. Когда Победоносцев прочел присланную специально Достоевским главу с Великим инквизитором (он прислал ему это на цензуру, но Победоносцев там не мог себя не узнать, так мне кажется), тогда он ему написал в ответ: «Я бы слог немного поправил». То есть «у меня нет никаких возражений кроме по части слога». Если это не парафраз, то это очень…

Это довольно просто. Меня вот как-то спросили в одном интервью, а что бы я предпочел — страстный секс или такую любовь-взаимопонимание? Да понимаете, это же вещи взаимообусловленные, их противопоставить-то так же невозможно, как свободу и порядок. Какой же может быть страстный секс без любви и взаимопонимания? Это такая гимнастика. А я человек довольно ленивый в этом смысле. То есть мне кажется, что без какой-то… Ну, как вам сказать? Секс — это дело такое человеческое, все-таки основанное на взаимопонимании. И я очень, кстати, люблю при нелюбви активной к самой картине, я очень люблю тот эпизод в «Сало́», где мальчик и девочка пытаются как-то приласкать друг друга вместо того, чтобы мучить. Это…

Понимаете, про фильм «Чекист» было тогда сказано «фильм о том, как в 1920 году расстреливали фотомоделей». В «Чекисте», мне кажется, интерес к садомазохизму возобладал. Это такая странная смесь садо-мазо и порнографии, которая вроде бы осуществляет благородную миссию, то есть рассказывает о терроре, но, как сказал Толстой о купринской «Яме», «он делает вид, что разоблачает, но на самом деле наслаждается, а от человека со вкусом это скрыть нельзя».

Я считаю Рогожкина очень крупным режиссером. Мне очень жаль, что он больше не снимает. Я переживаю его уход из кинематографа довольно болезненно. Мне жаль, что этот крупный мастер в последнее время никак не напоминает о…

Понятия не имею. Я не люблю эту картину, но считаю ее очень талантливой. И мне кажется, что как-то смысла у этого фильма нет. Не надо искать там смысл, не надо выражать его. Во-первых, аллюзии там не литературные, а визуальные: это следствие такой очень искренней, очень трепетной влюбленности Балабанова в кинематограф начала века и в фотографию начала века, в том числе и в фотографию эротическую. А в принципе, этот фильм, мне кажется, как и «Сало» Пазолини, служил борьбой или услаждением своих каких-то тайных комплексов. Служил либо борьбой с ними, либо услаждением их. Это отдельная долгая тема, и я не знаю, как можно, собственно, со значением этого смысла разобраться. То, что хотел сказать…

Я считаю его замечательным поэтом, я считаю, что «Евангелие от Матфея» — великий фильм. Это, кстати говоря, и самый простой, и самый левацкий. Но вообще я не считаю Пазолини близким мне режиссером. Тут правильно написано: «Кроме «Сало». «Сало» — это вообще, по-моему, какая-то мастурбация за счет борьбы с фашизмом и не имеющая никакого отношения ни к де Саду, ни к фашизму. Хотя главная интенция фашизма вроде бы почувствована: такой оргиастический экстаз падения. Но фильм мне не кажется талантливым. То же самое, я не понимаю, почему «Свинарник» или «Теорема» — великие фильмы. Может, я их просто не понимаю. А поэт — да, поэт классный.

В том-то и дело, что для Пазолини это была одна сторона. Он ангел, а для ангелов в мире Пазолини нет морали. Я к Пазолини испытываю такой род онтологической вражды. Я понимаю, что он очень талантлив. Но именно «Теорему» я совсем не люблю. Сказал бы, что ненавижу. Для меня Пазолини как-то противостоит гуманистическому и очень поэтическому, внятному мейнстриму итальянского кино. Я понимаю, что противопоставлять его Феллини — это пошлость. Но давайте Антониони ему противоставим, хотя бы. Того же Бунюэля, испанца. Для меня Пазолини — это человек, который всю жизнь играл в очень опасные игры и, царствие ему небесное, доигрался. Я когда «Сало» посмотрел, я понял, что после этой картины — только смерть для…