Каково ваше мнение о творчестве Фридриха Дюрренматта и Анджея Сапковского?

Дюрренматта, вы не поверите, я даже видел. Мне посчастливилось в Швейцарии коротко побывать на одном студенческом конгрессе в бытность мою ещё студентом, в 1991 году. Он с нами встретился на пять минут буквально, он был уже тяжелоболен, но мы его увидели. Вот как я видел полчаса Артура Кларка и с ним говорил, так я видел и Дюрренматта. Для меня он был фигурой абсолютно мистической и легендарной — главным образом благодаря «Аварии», которую я ценю очень высоко. Ну, «Судья и его палач» — конечно, гениальное произведение. И «Визит дамы». Конечно, «Визит дамы» мы знаем все в версии Михаила Козакова, благодаря действительно потрясающей игре Екатерины Васильевой, благодаря очень сильной работе Гафта,…

Можно, разумеется. Я сам Анджея Сапковского очень люблю. Вообще, я по настоянию Миши Успенского, царствие ему небесное, когда — то прочел его историческую трилогию (две книги у нас изданы), и мне он казался первоклассным автором. Успенский читал его в польских оригиналах. Он когда-то, чтобы читать Станислава Лема, выучил польский. Анджея Сапковского я и лично знаю. Он когда-то приезжал на киевские «Конвенты», киевские «Порталы», и производил впечатление человека очень доброго и просвещенного.

Мне случалось с ним разговаривать несколько раз. Он прекрасно говорит по-русски. Я виделся с ним на киевском «Портале», конгрессе фантастов. Он очень интересный, умный и глубокий человек. Меня с ним познакомил Успенский, они очень любили вместе выпивать. И дружный их хохот (а Успенский прекрасно говорил по-польски) всегда доносился из того угла, где им случалось сойтись, и все завистливо смотрели на них. Но трилогию о Ведьмаке, честно скажу, я не читал, потому что я фэнтези не люблю. Я просто люблю Сапковского как тип.

«Два капитана» на английском есть и, насколько я знаю, даже не в единственном переводе. Но вы подумайте: а надо ли ему это? В конце концов, создавая ребенку вот такую проблему, делая из него кентавра, напоминая ему о том, что у него есть русские корни, вы, с одной стороны, расширяете его географию, его мировоззрение, в целом его мир, а с другой — вы закладываете некоторую трещину, некоторые основания для глубокого внутреннего конфликта. Мне кажется, если человек — уже иммигрант в первом поколении, уже он там вырос, и он ничего не знает о своей родине,— мне кажется, что язык-то он пусть знает, но зачем ему читать детскую, подростковую советскую классику? Пусть он лучше в хороших переводах читает русскую…

Я думаю, прав Вересаев, который сказал: «Я, в отличие от Андреева, был на войне и я ее воспринимаю иначе. Там к ужасу привыкаешь, а он пишет так, как будто ужас войны продолжает тебя лупить по глазам, по сердцу, по нервам каждый день. Тогда можно сойти с ума». А самое ужасное в том, что это все становится буднем, рутиной.

Но сам рассказ очень талантливый. Понимаете, какая вещь? Андреев очень талантливый. Он ослепительно талантливый писатель. Достоверен он или нет, есть ли у него вкус или такт, можно спорить о «Рассказе о семи повешенных», можно предъявлять претензии к «Моим запискам», мы их как раз проходим сейчас в рамках университетского курса в Бард-колледже в теме «Тюрьма, ссылка и…

Знаете, странное дело, но мне его детские стихи, которые я ещё с детства знал, нравились больше взрослых. Хотя я прекрасно знал, что в его взрослых стихах сердце находит выход, а детские — это поденщина. Но мне кажется, что у него всякие «Погода была ужасная, принцесса была прекрасная…» — это очаровательно. А сонеты его, вообще его авангардные стихи мне представлялись (как и ЭдуардумЛимонову, кстати) как-то застывшими в своем времени. Хотя в целом, конечно, Генрих Сапгир был одним из самых талантливых поэтов этого поколения.

Знаете, мне кажется, что взрослые стихи Остера Григория интереснее детских. Скажем, «Песня о трубаче», и так далее: «Он говорил: Ну, как игра? И улыбался он». Когда я…

Вот что касается фэнтези. Понимаете, какую-то великую роль этого жанра, не столь мною любимого, я осознал в середине 90-х, когда наш собеседниковский Руслан Козлов дал почитать свой роман «Остров Буян». Я от кого угодно мог ожидать такой роман, но Козлов – известный политический журналист, он редактировал «Смену» ленинградскую, он автор первой публикации о «Митьках», он и открыл их как течение. Он был автором первого ответа Нине Андреевой на «Не могу поступиться принципами». Когда все замерли, думая, что это произошел поворот в правительстве, а вот Козлов взял и написал очень резкую и язвительную статью «Не могу молчать».

Я знал его как очень сильного публициста. Он замечательно писал,…

Я высоко, положительно оцениваю эту пьесу. Я читал мнения многих фанатов. В «Новой газете» в понедельник у меня выйдет большой разбор этого произведения, я постарался без спойлеров. Мне там два момента особенно понравились. Понравилось, что главная злодейка — всё-таки женщина. Этого со времён Миледи не было. Не сочтите это за спойлер, это для меня важно. Ну и потом, какие спойлеры? Всё это давно напечатано в Сети.

Что касается второго важного для меня открытия. Там потрясающе дана тема родительского бессилия, когда ты понимаешь, что ты хочешь мальчика своего или девочку защитить от боли, а Дамблдор с портрета отвечает: «Боль должна прийти. И она придёт». И тогда почти буквально…

Ребята, я не вижу принципиальной разницы. Я с детьми говорю так, как со взрослыми. Вот как раз сегодня студенты – и меня это очень тронуло – пришли на встречу с русским лектором, и один мне прямо сказал: «Я впервые после ваших семинаров почувствовал ужас ответственности, взрослый ужас жизни». Я этого совсем не хотел, но в каком-то смысле, наверное, и хотел.

Я не вижу разницы между студентом и профессором, а может быть, студент еще и лучше. Я не льщу молодым, не пытаюсь к ним подольститься. Слава богу, у нас неплохие отношения. Я не вижу принципиальной разницы между взрослыми и детьми. Я со своим сыном Андреем всегда говорил как со взрослым. Может быть, иногда слишком жестко. И с Шервудом та же…

Во-первых, они хорошо написаны, быстрое действие... Во-вторых... Это хороший вопрос, я сам не знаю, я даже Харлану Кобену не мог объяснить, чем меня цепляют его романы, он тоже очень удивился. Меня цепляет то, что стартовая ситуация большинства его романов (сейчас вышел новый, который называется «Дураков нет») – это или внезапное исчезновение персонажа, или его внезапное появление. Ребенок внезапно появляется на стоянке парковки, а где он был, куда его родители делись, – не понятно.

Меня вообще цепляют истории с тайнами, но, если говорить серьезно, одна из самых больших тайн, это как цветение в разные сроки, такой приспособлительный механизм растения... Люди исчезают из поля зрения…